Арбат. Прогулки по старой Москве - Алексей Митрофанов

Правда, режиссер К. Станиславский отдавал свои симпатии другой «девице», тоже цирковой наезднице, Эльвире. Он в то время был совсем еще ребенком. Но впоследствии с радостью вспоминал: «Музыка заиграла знакомую польку, – это ее номер. „Танец с шалью“ – исполнит партнер и на лошади девица Эльвира. Вот и она сама. Товарищи знают секрет: это мой номер, девица, – и все привилегии мне: лучший бинокль, больше места, каждый шепчет поздравление. Действительно, она сегодня очень мила. По окончании своего номера Эльвира выходит на вызовы и пробегает мимо меня, в двух шагах. Эта близость кружит голову, хочется выкинуть что-то особенное, и вот я выбегаю из ложи, целую ей платье и снова, скорей, на свой стул. Сижу, точно приговоренный, боясь шевельнуться, и готовый расплакаться. Товарищи одобряют, а сзади отец смеется».

Неудивительно, что при подобном воспитании простой купеческий сыночек Костенька создал впоследствии свой собственный театр.

Единственное неудобство – наверху, на галерее, там, где самые дешевые места, было ужасно тесно. Летом не хватало воздуха, и некоторые особо нежные ценители прекрасного подчас валились в обморок. Но это, разумеется, касалось лишь «бюджетных» ярусов.

Владел всем этим удовольствием баварский подданный, антрепренер Карл Маркус Гинне. И все бы в его жизни было хорошо, когда бы не пожар, который в 1892 году спалил цирк начисто. Восстановлению сооружение не подлежало, денег на строительство нового здания у Гинне не было (все-таки цирк – не слишком прибыльное предприятие), и импресарио пришлось уйти на отдых.

Землю, на которой находился цирк, приобрела В. А. Морозова (та самая, из предыдущей главы). Не для себя – для своего третьего сына, Арсения Морозова. У Арсения Абрамовича приближался юбилей – 25 лет, и нужно было загодя готовить для него подарок. Да и неплохо было бы поселить сына по соседству – парень был, мягко говоря, со странностями.

Архитектора для нового особняка Арсений выбрал под стать собственной персоне: господина Мазырина, мистика, презиравшего христианство, зато верящего в переселение бессмертных душ. Сам архитектор уверял, что в первой инкарнации был египтянином, за что пользовался в обществе славой дурного пустобреха, а у Морозова – бескрайним уважением. Именно Мазырин настоял на мавританском стиле. Дважды он возил заказчика (благо последний в средствах не стеснялся) по Испании и Португалии и наконец уговорил Арсения на копию замка в Синтре, рядом с Лиссабоном. Одна беда – тот замок был увит гроздьями винограда, а в Москве подобный фрукт произрастает неохотно. Не заменять же благородный виноград малиной или бузиной! Однако же спасение было найдено – вместо живого винограда выполнили каменный орнамент.

Говорят, что когда дом построили, к Арсению явилась его матушка. Плюнула на порог и сказала:

Конец ознакомительного фрагмента.